30.01.2011 г. Нынешнее телевидение я почти не смотрю. Разве что биатлон. Вот и сегодня не стал смотреть. Хотя сегодня день Высоцкого, смотреть по телевизору передачи о нем я не стал.
Конечно, увидеть еще раз его театральные роли, концертные выступления хотелось, но чего ждать от телевизионных демократов кроме лжи, обязательно приплетут чего-нибудь гаденького. Так сказать, «демократ врёт всегда и во всем», да еще со всяческими ужимками и кривляниями. Может быть, какого-то и порядочного человека выпустят, например, Николая Губенко, у него ведь целый спектакль о Высоцком есть, но что, сиди и карауль что-то подобное среди... не хочу повторять чего?
Перечитал биографические заметки о Высоцком Людмилы Грабенко. Да, насчет Золотухина она права, о чем бы и о ком бы он ни говорил, всё - одно Я-чество. Демократ-с.
Взглянул на воспоминания Городницкого - пустой дежурный номер. Городницкий - он и есть Городницкий.
Прочел воспоминания Никиты Высоцкого. О том, что в свое время демократы сделали из музея его отца. О Марине Влади. Не буду пересказывать того, что он о ней говорит, добавлю только, что она быстро продала его портрет, написанный незадолго до его смерти. Автор портрета Сергей Бочаров, как узнал об этом, тут же кинулся в Париж и выкупил портрет, не глядя на цену, которую с него содрали. Ему было важно одно - вернуть этот портрет России. Я видел его на выставке Бочарова. Портрет, так сказать, с двойным дном. На черном фоне за спиной поэта проглядывают, не сразу разглядишь, ежели не знаешь, четыре личины тех, кто в советское время иезуитски травил его: Евтушенко, Вознесенский, Ахмадуллина, Дементьев. Последний, помнится особенно, со всей «большевистской» принципиальностью. Все четверо ныне - махровые демократы. Особенно последний, ныне со всей израильской принципиальностью обличающий прямо оттуда всё советское, всё русское.
А напоследок и Вам предлагаю вспомнить любимое Никиты Высоцкого (и моё), одно из лучших, на мой взгляд, стихотворений его отца. И во много пророческое.
«Я не люблю»
Я не люблю фатального исхода.
От жизни никогда не устаю.
Я не люблю любое время года,
Когда веселых песен не пою.
Я не люблю открытого цинизма,
В восторженность не верю, и еще,
Когда чужой мои читает письма,
Заглядывая мне через плечо.
Я не люблю, когда наполовину
Или когда прервали разговор.
Я не люблю, когда стреляют в спину,
Я также против выстрелов в упор.
Я ненавижу сплетни в виде версий,
Червей сомненья, почестей иглу,
Или, когда все время против шерсти,
Или, когда железом по стеклу.
Я не люблю уверенности сытой,
Уж лучше пусть откажут тормоза!
Досадно мне, что слово «честь» забыто,
И что в чести наветы за глаза.
Когда я вижу сломанные крылья,
Нет жалости во мне и неспроста -
Я не люблю насилье и бессилье,
Вот только жаль распятого Христа.
Я не люблю себя, когда я трушу,
Досадно мне, когда невинных бьют,
Я не люблю, когда мне лезут в душу,
Тем более, когда в нее плюют.
Я не люблю манежи и арены,
На них мильон меняют по рублю,
Пусть впереди большие перемены,
Я это никогда не полюблю.
Вместо постскриптума.
Вот что написал худжник С.Бочаров в своих заметках
«Друзья» не простили народной любви
- Сначала на портрете не было никаких «демонов», - продолжает Бочаров. - Я написал их, то есть Евтушенко, Рязанова, Вознесенского, Ахмадулину и Окуджаву, вверху, в правой и левой части портрета за несколько месяцев до смерти Высоцкого, весной 1980 года. Увидев это, Владимир Семенович насторожился. Он вообще был очень осторожным человеком и страшно боялся изображённых мною людей, так как страстно мечтал, чтобы его стихи опубликовали. И именно от этих влиятельных личностей зависело, быть тому или нет. Он попросил меня их затемнить, чтобы они не бросались в глаза. Каждый раз он просил затемнить их ещё больше…
Получая в редакциях отказ за отказом, Владимир Семенович не понимал, почему его никто не хочет печатать. Ведь все его песни проходили ту же цензуру перед выпуском и пластинок, и фильмов. А вся творческая Москва знала, что не публиковали его просто потому, что этому всячески противодействовали его «друзья»-поэты. А после его смерти все дружно стали списывать свои грехи на советскую цензуру.
Как-то на моей выставке в редакции журнала «Юность» я подвёл Владимира Семеновича к Андрею Дементьеву, которому отдал тетрадку, где Высоцкий своей рукой записал лучшие, по его мнению, свои стихотворения. Пока я просил Дементьева напечатать в «Юности» хоть что-нибудь из нее, Высоцкий стоял рядом, но был перепуган и сконфужен, и все твердил, что это не его, а моя идея. Дементьев снисходительно похлопал его по плечу и отошёл. Ни одной строчки из этой тетрадки, ни самой тетрадки я больше не увидел...
Люди, которых я изобразил как демонов Высоцкого, никогда не помогали ему, а лишь травили и унижали. Когда я выставил портрет поэта с натянутой ими удавкой, все они отнеслись к моему видению их роли в судьбе Владимира Семеновича отрицательно. Но чем больше времени проходит, тем больше я убеждаюсь в своей правоте.
http://eg.ru/daily/cadr/20649/
from toogeza.com on Vimeo.
