– Ну, читали? – радостно спросил Баранахин, ударив тыльной стороной ладони по странице газеты. – В прошлом году инфляция составила 8 процентов!
Минька Милованов по привычке почесал указательным пальцем темя (там у него уже с юности образовалась плешь величиной с пятак).
– Иди ты! Восемь! А вот как же быть, если в позатом году электричка от нас до столицы стоила восемнадцать целковиков, в том году сорок, а в этом уже семьдесят два?
– Не-е, – возразил Баранахин. – Пишут восемь, значит, восемь. В расчете на три года это будет трижды восемь – двадцать четыре, а никакие не четыреста. Так что, давайте, за процветание!
Они снова выпили. Шекин крякнул, хыкнул и, дождавшись первичного усвоения, снова взялся разливать.
– Водка… – сказал Минька Милованов, захрупывая лучком. – У меня ж память, как у писателя Эрнеста Хенгурея. Десять лет назад водка – пятнадцать целковых, сейчас – сто пятьдесят. Подскочила на тыщу процентов, по 100 процентов в год.
Баранахин ударил воблой по газете:
– Вот ты ж брандахлыст упрямый! Говорю тебе: пишут – в год 8 процентов!
Они выпили и съели воблу. Шекин опять открыл зубами и стал разливать.
– Ты по продуктам прикинь, – подсказал он, выплевывая пробку.
– Да, – вдохновился Минька Милованов, прекратив чесать голову. – По маслам, например. Еще в позатом году подсолнечное – двадцать, а теперь – сорок, а то и все семьдесят рубчиков!
– Восемь процентов... Пишут!
– А коммуналка? Ты жировки видел, какие из расчетного отдела в почтовые ящики кидают? Эт не меньше тридцати, а то пятидесяти процентов в год!
– А пишут восемь, – Баранахин произнес последнюю фразу с угрозой, и если б не очередной стакан, выпитый с собеседниками, он бы даже и разозлился.
– Да ну тя, – мотнул головой Минька Милованов и попал теменем точно в указательный палец. – А хлеб? Помнишь, недавно… Ты, Шекин, не торчи, не слушай, а наливай, наливай… Так вот, хлеб. Недавно еще буханка – девять, а уже двадцать. Считай-ка! Сколько это получится, если по хлебу?
– Восемь… процентов… пишут…
– Тьфу! Ну, вот электричка же: перед Новым годом дорожала, а в январе опять. Сезонка была шестьсот, стала две четыреста…
– Слушай, ты отстанешь со своей электричкой?! И со всем остальным?! Все у него, видите ли, на сто – на четыреста процентов! А по ящику говорят – на восемь! И куда ж яснее, так что отстань!
Баранахин разошелся, начал махать левой рукой, держа стакан в правой и невольно расплескивая из него:
– Что тебе в газетах пишут, что тебе правительство говорит – это тебе хрень барсучья?! Вот же черным по белому: в год инфляция восемь процентов!!! Мало того, они уже сказали, что в следующем году инфляция упадет до семи, а то и до пяти…
– До пяти процентов?! Инфляция?! Неужто и такое может быть?! – ахнул Минька Милованов и сильно помрачнел. – Нет, ребята, такое улучшение жизни, как инфляция семь, а то и все пять процентов, нам не пережить – у нас на это ни у кого никаких денег не хватит!
Рис. Дмитрия ТРОФИМОВА.
Евгений ОБУХОВ.